До начала восстания оставалось два часа. Вождь носился по полуночному кабинету из угла в угол, разглядывая порнографические картинки на стенах, и, сунув руки себе под мышки, в возбуждении кричал:
   – Товагищ Эгоцкий, вы пгоститутка! Почему мы не начинаем? Почему до сих пог не взят Зимний богдель?
Эроцкий, вертя головой, дабы ненароком не потерять Вождя из поля зрения, смущенно оправдывался:
   – Так ведь это самое… Аврору еще не трахнули.
   – А почему? Почему до сих пог не тгахнули Авгогу? – не унимался Вождь. – Гаспогядитесь, батенька, чтобы ее тгахнули! Моментально! Агхибыстго! Ну!!
   Эроцкий послушно накручивал рукоятку телефона и орал до хрипоты:
   – Але! Барышня! Дайте Аврору Иванну! Аврору Иванну дайте! Але!
   И после, до хрипоты же:
   – Але! Аврора Иванна! Как ваши дела, Аврора Иванна? Что? А? Как, все матросы импотенты?! Воспаление половой железы? А что же Железняк? А? Что? В каком трактире, матушка? Да вы о чем там думаете? Немедля привести в чувства! В какие, в какие – в эротические, разумеется!
   Не дав ему договорить, Вождь выхватывал трубку и многоэтажно обкладывал Аврору Ивановну.
   Тем временем в окрестностях штаба тоже росло возбуждение. Только что привезли секс-бомбу. Калибр – умом можно тронуться. От греха подальше ее заперли в караульном помещении, а рабочие и солдаты, расположившись к греху, то есть к караулке, поближе, с упоением обсуждали грядущие события.
   – Енту бонбу перво-наперво к нам на Путиловский сбросють. Потому как интимный вопрос у нас с запрошлой Пасхи в повестке стоить.
   – У вас хучь стоить, а у нас, в казармах, вобче лежить. Унтера, суки, каку-то хренотень в кашу подмешивають!
   – Да об чем вы толкуете, братва! Енту бонбу начальство первым делом под себе подложить. Нешто оне об нашей нужде таперя пекутся? Под себе, ей-бо, под себе!
   – Под себе – енто ить рыск. А ну как гонореей шарахнеть! Али ешшо какой антиресной немочью… Не-е, ее попервоначалу на Херенском спытають.
   – Можеть, и спытають. А можеть, и не успеють. Ежели сексуальные меньшевики подсуетятся, то наперед нас до Херенского доберутся. Сами его спытають…
   Два часа прошли в томительном ожидании. Наконец сообщили: Аврору таки трахнул, причем холостой.
   – Свегшилось! – воскликнул Вождь. – Агхиистогический момент! – И побежал дописывать речь.
   В течение следующего часа революционно настроенные массы овладели телеграфистками, телефонистками, курсистками и гимназистками. Женский батальон отдался добровольно – Зимний бордель пал…
   Про тайное оружие, секс-бомбу, в суматохе все как-то забыли, а когда наутро открыли караульное помещение, оказалось, что никакая это не бомба, а сам Херенский, переодетый в женское платье. Злобно матерясь, он подобрал подол, сел в автомобиль и, под свист и улюлюканье сполна удовлетворенной солдатни, укатил в эмиграцию.